Ах, школа! До какого отчаяния и до какой безнадежности она может довести! В холодное – да что там! – невыносимо холодное зимнее утро так хочется погреться, свернуться калачиком под теплым одеялом и никогда не вылезать оттуда или вцепиться в кружку с горячим чаем и наслаждаться приятным жаром свежезаваренного напитка… Но это все мечты! В реальности же я вскакиваю с кровати в 6:30 утра, сбрасываю с себя толстый шерстяной плед, меня всю скукоживает, трясет, и чтобы хоть как–то согреться, я начинаю спешно одеваться и бегу с Чили, нашей ранней пташкой, на улицу (пташка Чили на самом деле – немецкая овчарка Чилисия ден Мериме). При этом совершенно без разницы, какая на улице погода: дождь или снег, буран или ураган, шторм или гроза. Условие одно – собака должна быть выгуляна. Вернувшись с прогулки, я  моментально хватаю тряпки и  начинаю процесс мытья лап, который для грязнули Чилисии является сущей пыткой. Бедная собака извивается как змея в руках укротителя, и как только водные процедуры заканчиваются, и хозяйка, вытирая пот со лба, отстегивает ошейник, Чили тут же кидается прочь и укладывается на мягкий теплый коврик, вытягивая все четыре лапы. Зависть тем временем буквально разъедает моё сердце. А еще больше меня угнетает то, что Чили ест свой корм из миски неспеша, тщательно прожевывая каждую хрустелку, в то время как я уплетаю свой завтрак в мгновение ока, даже не почувствовав вкуса того или иного продукта. Одеваюсь я вообще без разбору – что попадется на глаза, то и хватаю. Нет, я, конечно, не надеваю ночнушку, халат или шубу с валенками, просто не ищу чего–то определенного. Вы, наверняка, думаете: «А зачем она нам все это рассказывает? Причем тут абсолютно невинная собака, которой необходима утренняя прогулка, мягкий собачий коврик и торопливый завтрак?» А при том, что если бы не школа, Чили и я спали бы до часов одиннадцати, не спеша вставали, а если быть честной, то после подъема еще часик понежились бы в постельке, привели бы себя в порядок, обзвонили бы всех своих подружек и только потом вывели бы друг друга на улицу…

     Но что поделаешь – се ля ви!

Вот и сегодня папа с мамой, встав в 5 утра, часик погремев, покричав и не выгуляв Чили, отправились на работу. Можно, я не буду рассказывать о том, как прошло сегодняшнее утро? Я, вообще, по жизни лентяйка, да и в этом рассказе проявляю свои нежелательные стороны, но вы не обижайтесь, хорошо? Продолжим с того момента, как я, запыхавшаяся, еле живая влетела в класс, как всегда опоздав, и одаренная десятком возмущенных взглядов, прошествовала к своему месту. Видели бы вы, как смотрела на меня учительница математики Елена Васильевна! Как волк на зайца! Мне и так было тошно, а теперь еще стало и страшно. Но математичка, так ничего и не сказав, открыла классный журнал, что–то в нем начиркала и только после этого велела всем сесть и открыть тетради. Я достала из сумки учебники, дневник, ручку,свой сборник с коллекцией двоек и троек и только хотела взяться за дело, как меня кто–то ткнул в бок. Я испуганно обернулась. Фуух, ничего страшного. У моей подружки, Надьки Воронцовой, как всегда, в ручке кончилась паста. А может и нет, потому что как только я отвернулась, сказав, что запасной ручки у меня нет, как мне в спину кто–то свистнул. Опять Надя.

   - Чего тебе? – спросила я ее.

   - Лиз, у тебя карандаш есть, а то Ваське нужен.

Да, кстати, меня зовут Лиза, Лиза Фросина, меня из–за этого иногда Фросей называют, а Васька… Я в него со второго класса влюблена, но безответно. Ему, видите ли, нравятся длинноволосые худышки вроде Таньки Мальцевой, а я всегда была низенькой, пухленькой и сероглазой страшилой.

Так что ничего удивительного – я тут же покраснела до корней волос, молниеносно вытащила из пенала свой самый любимый красный карандаш, пискнула Надьке «Передай ему!», поспешно отвернулась и ахнула. 

Елена Васильевна разделила доску мелом на две части, подписала сверху «1в.» и «2в.» и уже успела написать по шесть примеров на каждый вариант! Я трясущимися руками схватила ручку и не успела записать первые два примера, как прозвенел звонок. Ну вот, из–за всей этой суматохи я наверстала очередную двойку! В ярости, смахнув с парты все книги, запихнув в боковой карман рюкзака пенал и подняв его с пола, я буквально вылетела из класса, бросив по пути тетрадь с двумя нерешенными примерами на учительский стол. Терпеть не могу алгебру!

     Наш 7з прослыл во всей школе самым большим количеством хулиганов и драчунов, поэтому все, кто нас вдруг увидит – и первоклашки, и старшеклассники – тут же орут: «Зэки идут!» и в страхе разбегаются в разные стороны. Вот как сейчас. Стайка второклашек, выпучив глазенки, пялилась на красную от злобы пышечку, то есть на меня, и орали: «Она из «з»! Спасите!» Через секунду их как ветром сдуло. Господи, как мне надоели эти крики! А сейчас еще физкультура! Час от часу нелегче!

      Я ненавижу физру с тех пор, как однажды, перепрыгивая через «козла» (я его называю «исчадие ада»), неудачно приземлилась и чуть не сломала себе ногу. Ко всем спортивным снарядам я испытываю личную неприязнь, а «козла» мне хочется просто разодрать в клочья, тем более что сегодня по нормативу должно быть именно это «исчадие ада»…

     - Лизка, ты чего задумалась? – вывела меня из грустных дум Надька. – Обувай кроссовки и пошли!

      Надя поклоняется «козлу» как идолу, а вот обруч, который я обожаю, она ни в какую не переваривает. Новость о том, что сегодня будет ее самое любимое занятие, привело Надьку в неописуемый восторг, а меня – в неописуемый ужас. Я сидела на скамейке в раздевалке словно приклеенная, и Надюхе пришлось силой тащить меня в спортзал. Я сдалась и покорно поплелась за ней.

      Спортзал в нашей школе был огромный и в высоту, и в ширину, но повсюду были наложены и навешаны всякие спортивные снаряды, и это немного уменьшало пространство. А холод! Только зайдешь – сразу зубы стучать начинают. Надька прыгала вокруг меня как заяц вокруг морковки и, не переставая, хлопала в ладоши. Меня вдруг тоже мороз забрал в свои колючие объятия, хотя я всегда была к нему устойчива. Зимой -20, а я в легкой куртке по улицам бегаю! В общем, и я стала подпрыгивать и хлопать в ладоши. Но тут, откуда ни возьмись, выскочил наш физрук, Артем Павлович, человек весьма симпатичный внешне, но по характеру больше напоминающий голодное и беспощадное чудовище. Мы тут же забегали, засуетились и где–то через десять секунд выстроились в четкую и ровную линию. 

     - Так, детоньки, - проговорил он гробовым голосом,- сегодня наш урок посвящен ЗАМЕЧАТЕЛЬНОМУ (все вздрогнули), ВСЕМИ ЛЮБИМОМУ (все фыркнули)… Это кто там фыркает?!

     - Никто, Артем Павлович! – закричали все в один голос.

     Физрук едва заметно улыбнулся, потом прокашлялся и продолжил:

     - Итак, замечательному, всеми любимому и абсолютно миролюбивому спортивному снаряду. Так, Витька, Лешка и Васька – сказал он, указывая на каждого пальцем,- принесите мат и попрыгушку! Митька, - крикнул он в сторону своего кабинета,- зови Сашку, козла вынесите!

     Я, не обращая внимания на ор Артема Павловича, наблюдала за Васей. Какой же он сильный, несет мат совсем один… Залюбовавшись, я прямо – таки застыла. Из ступора меня вывел его быстрый взгляд в мою сторону. Я тут  же схватилась рукой за волосы и стала нервно кусать нижнюю губу. Васька только плечами пожал и нежным взором уставился на Мальцеву в ее розовеньком спортивном костюмчике. Нет, она, без сомнения, красивая и учится на отлично, но чем я хуже? Я, если смогу, хоть звезды с небес достану и через козла перепрыгну! Ха! Плевое дело!

     -Дети, вперед! - дал команду Артем Павлович. – Технику знаете, я вас подстрахую.

      Первым в колонне был Борька Лапов, парень, которому в прыжках не было равных. Он одним махом перелетел через четвероногое чудище и отправился в конец, вполне довольный собой. Один за другим прыгали ребята и девчата, никто не ошибся. Остались Мальцева, я и Надя. Таня перемахнула словно птица, но только со второй попытки, а физрук ей даже симпатизировал и успевал подстраховывать со всех сторон. Ну ничего, врагу не сдается наш гордый варяг! Я сейчас не как птица, как кошка преодолею это препятствие! Артем Павлович и все остальные в обморок упадут от удивления, а я утру нос противным Таньке и Ваське.

    - Вперед, Фросина! Спокойствие и только спокойствие! – подбодрил меня Артем Павлович.

    Я мысленно, на всякий случай, попрощалась с мамой, папой, Чили, Надькой, дала старт и понеслась, надеясь, что фортуна все же полетит мне навстречу. А она, как всегда, сложила крылья и повернулась ко мне спиной. Я, не успев притормозить у попрыгушки, споткнулась и уткнула лицо в холодную железную ногу «козла». Раздался громкий визг («Наверное, Надька», - подумала я.), топот нескольких пар ног; меня окружили плотным кольцом, а Артем Павлович стал легонько, чуть ли не с нежностью бить меня по щекам.

   - Фросина? Фросина, ты жива?

   - Да вроде дышит… - послышался надо мной голос Борьки.

   - Лапов, прекрати! Фросина, вставай! У тебя только ссадина на подбородке! Иди в медпункт, тебе там ее обработают.

    Но я пошла не в медпункт, а со слезами на глазах побежала в туалет, закрылась на щеколду и громко зарыдала. Вы помните, я в самом начале говорила, до какого отчаяния может довести школа? Так вот вам подтверждение моих слов. Я уже была готова всеми путями покончить с собой (утопиться в унитазе, разбиться головой о стену), но тут кто–то стал ломиться в дверь, барабанить по ней руками и ногами и кричать:

    - Лизка, Лизка, открой! Я знаю, что ты тут! Вся школа уже твой плач слышит! Хватит из–за этого «козла» разыгрывать трагедию! 

      На секунду крик прервался, и послышалось громкое сопение. Наверное, тот, кто кричал, переводил дух, но уже через секунду я услышала заданный вполголоса вопрос:

      - Лиз, ты там живая?

      - Пока да…- пробормотала я и отодвинула щеколду. Дверь с грохотом распахнулась, в крохотный санузел втиснулась Надя и обняла меня за плечи.

      - Лиз, ну чего ты раскисла? Все ведь хорошо, правда?

      - Хорошо?! – крикнула я. – Да это самый худший день в моей жизни! Я самый настоящий позор седьмого «З»! 

      - Да уж, точно… - еле слышно сказала Надька и тут же осеклась, увидев, как я на нее посмотрела. – Ой, то есть… нет, ты не позор! Да ты не бойся, никто над тобой не смеялся, – сказала она с улыбкой, но я уловила в ее голосе фальшь.

      - Не ври, кто–то смеялся, я чувствую! 

      - Ну…

      - Что «ну»? Говори, кто?

      - Ну, Танька Мальцева и Вася, да они идиоты, не обращай внимания.

      Но я сидела на бачке как окаменевшая. Таня, которая после физры обежит всех своих школьных друзей, подруг (а у нее их хоть отбавляй) и обязательно расскажет об этом «приколе» - это еще    полбеды, но Вася, которого я всегда считала чуть ли не самым примерным и вежливым мальчиком в мире… Кошмар!

      Оставшиеся четыре урока я просидела словно в коме. На информатике, глядя в монитор, я не видела почти ничего. На русском тетрадь семиклассницы была больше похожа на прописи ученицы первого класса, а про химию я вообще промолчу. Какие тут формулы, я и названия веществ с трудом запоминала! На музыке было чуть–чуть легче. Произведения Шостаковича и Глинки я слушала вполуха, зато учительница надо мной не жужжала.

      Прозвенел звонок с последнего урока, и я самая первая кинулась в гардероб. Вообще – то я всегда плетусь не спеша до вешалки с курткой, не торопясь одеваюсь и медленно бреду по улице до дома, но сейчас мне больше всего на свете хотелось уйти из этой противной школы как можно скорее, поэтому я одним взмахом руки сдернула с крючка куртку и, не переобувая туфли, выскочила во двор и хотела побежать, но меня заставило затормозить пренеприятнейшее зрелище. Неподалеку от школьного сада стояла небольшая компания парней, а в самом ее центре – Вася. Вы спросите: «А что тут неприятного?» А то, что они все смеялись над Лизой Фросиной из 7 «З» и над ее неудачным спортивным фиаско. Кипя от злости, я приблизилась к ним без всякого страха и громко сказала:

      - Ах вот как, Беляев (это Васина фамилия), ты решил всю школу поставить в известность?

      Вся банда повернулась ко мне, и один парень, высокий такой, отрезал:

      - Так это та самая, да, Вась? Фу, ну и страшила!

      - Да, это она. Привет, Фрося! – произнес Вася издевательским тоном.

      От негодования и обиды у меня внутри все нагрелось как в чайнике.  

      - Во–первых, я не Фрося, я Лиза, а Фросей меня могут называть только близкие и друзья, а во–вторых, - я повернулась к высокому парню,- за «страшилу» ответишь.

      - И что ты мне сделаешь? Лучше катись отсюда и не мешай нам сплетничать, – проговорил парень девчачьим наигранным голоском.

      - Правда, Фросина, катись! На тебя смотреть страшно, – продолжал насмехаться Вася. – Ты когда последний раз голову мыла?

     - Не твое дело! – закричала я и побежала от них так быстро, словно за мной стая львов гналась, остановилась только у запасного выхода из спортзала. Уткнувшись лицом в ладони, я зарыдала как белуга (честно говоря, я понятия не имею, кто она такая), проклиная все на свете. Вдруг железная дверь с надписью «Запасной выход» отворилась, из нее вышел Артем Павлович и направился со всех ног ко мне. Я в панике стала тереть глаза руками и только хотела улизнуть, но физрук меня остановил – положил свою руку на плечо, посмотрел мне в глаза и спросил:

     - Фросина, ты что, плакала?

     - Нет - нет, в туалете умывалась. – шмыгая носом, соврала я.

     - Ну–ну, все лицо грязное, только глаза блестят. Я видел, как ты плакала, так что можешь не притворяться. 

     - Зачем тогда спрашиваете, если уже знаете?

     - Да так, просто. – сказал Артем Павлович и сразу переключился на другую тему. – Ты, наверное, расстроилась из – за этого падения?

     «Разумеется!» - подумала я, но вслух только произнесла:

     - Ну да, чуть–чуть…

     И вдруг словно черт дернул меня за язык, из глаз опять градом потекли, и я заорала:

     - Да я самое никчемное двуногое существо на планете! Спортивный позор! Все умеют, одна я не умею! Почему, почему?! 

      И вы представьте, Артем Павлович не стал меня останавливать, перекрикивать, как сделал бы любой другой физрук, а дал вволю накричаться и только после этого произнес:

      - Эх, Фросина, если бы ты знала, как я тебя понимаю!

      Я подняла округлившиеся от удивления глаза на Артема Павловича. Тот рассмеялся.

      - Да, представь себе! Мой дедушка, защищавший нашу с тобой родину от фашистов и познавший весь ужас войны, после уже ничего не боялся. Я так же, как и ты, трясся от одной только мысли об этом четвероногом чудище. Если на физкультуре проходило занятие с козлом, то я возвращался домой с опухшими от слез с глазами и дрожью в ногах. Дедушка, когда я в последний раз пришел домой в подавленном настроении, несколько минут буравил меня взглядом, а потом взял за руку и повел в спортзал школы, где он был учителем физкультуры. Я проводил по два часа в день один на один с ненавистным снарядом, но результат того стоил. Хоть в ушах и остался строгий голос дедушки и его бесконечные упреки, но мой страх как ветром сдуло. Я рвался в очередь на прыжок самым первым, и наша учительница, Ирина Алексеевна, с каждым занятием все больше меня нахваливала. 

     От услышанного я чуть не грохнулась в обморок. Неужели Артем Павлович так же, как я, до слез боялся даже взглянуть на «козла»? Видимо, физрук прочитал мои мысли, потому что он вздохнул, заулыбался и сказал:  

    - Да я сам удивляюсь, почему я всегда из–за этого устраивал сыр – бор? Ну вот что, дорогуша, - вдруг обратился ко мне Артем Павлович, - хватит тут развлекаться воспоминаниями о прошлом. У меня есть к тебе весьма заманчивое предложение. Так как ты моя ученица, а я, как всякий учитель, должен заботиться о своих подопечных, я предлагаю тебе бесплатный курс обучения прыжкам через «козла». Будешь перемахивать как пантера, не хуже Мальцевой! – подмигивая, закончил физрук.

     Я потеряла дар речи. Артем Павлович готов уделить время на обучение такого бездарного существа, как я? Я уже готова была согласиться, но липкий, застывший в сердце страх все–таки дал о себе знать, и я пробормотала:

     -Спасибо, но, может быть, не надо?

     - Что значит «не надо»? Нет уж, чтобы в понедельник после уроков как штык была в спортзале! Если не научишься, всю жизнь будешь бояться, а это разве хорошо? И нервы тратишь, и слез целое ведро проливаешь! В общем, жду в начале недели! А теперь – кругом! Шагом марш домой!

     Счастливая и окрыленная, я понеслась к автобусной остановке. Транспорт был уже подан, я запрыгнула в салон и уселась у окна.

Воображение заиграло в полную силу. Вот я встаю в очередь на прыжок сама первая, легко перемахиваю через «козла»; все вокруг свистят, аплодируют; Мальцева с открытым ртом пялится на меня, и в ее глазах читается плохо скрываемая зависть, Надьку распирает от гордости, а Васька стоит и улыбается…

     Замечтавшись, я чуть не пропустила свою остановку. Схватив портфель, я выскочила на улицу и помчалась через парк в сторону дома.

      Поднявшись на свой этаж, я вдруг поняла, что вся моя радость куда–то испарилась. А вдруг я опять упаду, но не так, как сегодня, а так, что переломаю себе руки и ноги? За дверью залаяла Чили. Палец не хотел жать на кнопку звонка. Но тут защелкал замок, дверь распахнулась. На пороге стояла мама и улыбалась во все свои белоснежные 32 зуба. Чили подошла ко мне с тапочкой во рту и завиляла от радости пушистым хвостом.

      - Ну что же ты так долго? Мы с папой тебя уже заждались. Иди мой руки и переодевайся, пирог яблочный стынет!

     - Мам, я не хочу есть. Я поела в школе, – сказала я, поглаживая Чили одной рукой и второй рукой пытаясь снять ботинки.

     -  Странно, что–то не припомню, чтобы ты там ела и уж тем более не помню, чтобы ты отказывалась от любимого пирога.

     Я только отмахнулась и побежала в ванную, в носу защипало. Еле сдерживая слезы, я помыла руки и постаралась незаметно пройти в комнату. По дороге до меня долетели обрывки родительского разговора из кухни.

     - Какая-то она грустная… Может, случилось что? – размышляла мама.

     - Небось, опять физкультура! – раздраженно сказал папа. – Я скоро с ума сойду! Как «козел», так сразу ноги дрожат, температура!

     - Ой, не говори! Сам-то как в ее возрасте боялся!

     - Ну, это когда было-то… В наше время весь класс в панику впадал!

     - Ох, ну что у тебя за привычка вечно оправдываться? – простонала мама. – Ладно, ешь, я пойду поговорю с ней. Только оставь для дочки пирога кусочек, я же тебя знаю, обжору!

     Влетев в комнату, я закрыла дверь, запрыгнула на диван, подтащила к себе рюкзак и сделала вид, будто роюсь в нем в поисках дневника. В носу уже не щипало, а кололо. Мама тихонько зашла ко мне и уселась рядом.

     - Ну, давай, Лизонька, вытаскивай дневник! – сказала она, потирая руки с шутливо злорадной гримасой.

     Я в полном равнодушии вытащила то, что вроде бы искала,и протянула маме.

     - Так, посмотрим… Не густо, не густо… Троечки есть… Ты из – за этого так расстроилась?

     Я посмотрела на маму полными слез глазами. Взгляд ее из озабоченного превратился в взволнованный.

     - Что случилось, Фрось? Обидел кто-то или опять физкультура?

Я закивала головой и рассказала маме о неудачном прыжке, об отравленном настроении и о предложении Артема Павловича. Мама не только не выступила против этих уроков, но еще и с большой охотой поддержала физрука. 

    - Ты что, Лиз? Это же замечательная мысль! Больше не будешь рыдать перед каждым занятием и нам с папой нервы изводить! Разве не здорово, что ты, наконец-то научишься?

    - Мам, а ты не боишься, что я могу себе руки и ноги переломать? Приду однажды домой, как мумия – вся в бинтах.

    - Нет, не боюсь (хотя при таких словах мама обычно делает испуганные глаза и кричит: «Ты что говоришь такое?»). Я в тебя верю, хоть ты такая трусишка. Так, давай переодевайся – в школьной форме на диване расселась! И поторопись, а то папа и твой кусок пирога съест!

    Я улыбнулась. Знаете, со всеми этими переживаниями я и не замечала, какая красивая у меня мама: стройная, с каштановыми до плеч волосами, с блестящими прозрачно – бежевыми глазами… Неудивительно, что папа в нее втюрился. Мама мне рассказывала, что они с папой учились в одном классе, попали в один институт и даже на один факультет, так и породнились. Однако хватит размышлять – очень уж есть хочется. Да и к тому же сидеть в школьной форме на диване как – то неуютно.

Мама успокаивала меня все выходные, а папа давал некоторые рекомендации, хотя сам в юности боялся «козла» как огня. В конце концов в понедельник я шла в школу с целью решить хотя бы три примера по алгебре, списать упражнение по русскому и пересилить саму себя. Надька, которую я в воскресенье ввела в курс дела, ждала меня у входа.

    - Ну что, готова к сегодняшнему испытанию? – спросила она, подмигивая.

    - Как сказать… - промямлила я. – Боюсь.

    - Да ладно тебе! Все будет хорошо! Не парься!

Я крепко обняла Надю и прошептала:

    - Не знаю, есть ли у кого-нибудь такая замечательная подруга, как у меня!

    Подруга обняла меня так же крепко и сказала:

    - Наверное, нет. Я ведь всегда и во всем одна – единственная!

И мы помчались в гардероб, хохоча во все горло. 

     Уроки я отсидела еле-еле. Было такое ощущение, что на каждом уроке мне на стул подкладывали канцелярскую кнопку. На алгебре с горем пополам решила два примера, но хотя бы правильно, а за прошлые два нерешенных мне влепили вполне заслуженную двойку. На русском я все-таки успела списать упражнение, а закончила за несколько секунд до того, как учительница, Людмила Сергеевна, подошла ко мне с красной ручкой в руке.

     Ровно в два часа я зашла в спортзал, хотя и горела желанием тут же умчаться оттуда. Мой крик «Здрасте!» разлетелся по залу со скоростью света. И тут я увидела то, от чего мои ноги задрожали, а руки вспотели. Прямо посредине зала стояло орудие пытки – приготовленные специально для меня «козел» и «попрыгушка».

     - Ну ты даешь, тютелька в тютельку пришла! Иди, переодевайся! – раздался сзади голос Артема Павловича.

     - А где можно рюкзак оставить?

     - Отнеси в мой кабинет, только не ложи возле полки с мячами, они оттуда иногда падают.

      Я положила рюкзак у шкафа с какими – то бумажками, бросила взгляд на учительский стол да так и замерла. Возле настольной лампы в красивой рамке стояла фотография, а на ней – Артем Павлович… в обнимку с очень красивой девушкой с длинными рыжими волосами и ярко – голубыми глазами. Ничего себе, Артем Павлович, вы умеете себе дам выбирать. Пара выглядит такой счастливой! Пришлось хорошенько тряхнуть головой, чтобы очнуться. Время поджимало, и я поспешила в раздевалку. Через несколько минут я уже стояла перед «исчадием ада» и тряслась так, что даже зубы стучали. Артем Павлович, нарезая вокруг меня круги, шептал мне на ухо:

      - Запомни, «козел» - как собака, ему нельзя показывать свой страх. К нему нужно бежать уверенно. А еще лучше, если ты перед прыжком представишь, что «козел» - это препятствие, которое отгораживает тебя от чего-то желанного. Вот скажи, ты любишь яблоки?

     - Да, люблю, особенно зеленые, – сказала я в недоумении, а сама подумала: «При чем тут это?»

     - Ну так вот, представь, что «козел» - это забор, за забором – дерево, а на дереве висят вкусные зеленые яблоки, которые так и ждут, чтобы ты их сорвала и попробовала…

     Я всеми силами попыталась представить себе яблоню, сплошь усыпанную вкусными и сочными плодами, но я с детства обладаю плохим воображением, а страх не давал даже тронуться с места. Артем Павлович почувствовал мое волнение и начал бормотать: 

     - Забор… Дерево… Яблоки…

     И вдруг перед моими глазами возникла деревня, где живет моя бабушка  (а у нее возле домика яблонь видимо – невидимо). «Козел» вдруг оказался забором, за ним, откуда ни возьмись, появилось дерево, а на дереве одно за другим выскочили ярко – зеленые, спелые и вкусные яблоки. Не пойму, что на меня нашло, но я помчалась вперед, к «забору». Не осознавая, что делаю, я оттолкнулась от «попрыгушки» и взлетела, но «козла» перелететь не удалось -  я плюхнулась на него «пятой точкой», раскинув ноги.

      - Чего же ты, испугалась? Давай еще раз! – крикнул Артем Павлович. 

      Я вернулась на исходную позицию, зная, что сколько ни мучайся, все равно ничего не получится. Я прыгала еще много раз, но безрезультатно. Артем Павлович, поняв, что у меня больше нет сил, зашел к себе в кабинет, вышел с моим рюкзаком в руке, поставил его у шведской стенки и сказал:

      - Ладно, на сегодня хватит. Не переживай, с первого раза ни у кого не получается.

      - А завтра приходить? – спросила я еле слышно.

      Ответ был коротким:

     - А как же?

Тянулась и тянулась трудоемкая неделя. Результаты меня уже вполне радовали. Прыгать я научилась(!), но пока не идеально: то получалось так, что я сама себе удивлялась, то так, что я готова была на себе волосы рвать от досады. И вот наступила суббота – контрольный день, и не только в плане «козла». Мы писали контрольную по алгебре, и я с треском ее провалила, но это не испортило мне настроение. Зато самостоятельную по русскому я сдала на чистую «пятерку».

     На спортивный экзамен я заявилась с Надей (она решила стать моей группой поддержки). Мы обе зашли в спортзал и громко крикнули:

     - Здрасте!

Не знаю, какие чувства переполняли Надьку (может быть, гордость за подругу, может быть, тревога), а у меня внутри словно бушевал ураган. Послышался громкий стук, и мы с Надей вздрогнули. Артем Павлович с грохотом выносил из кабинета «попрыгушку». 

   - Что же вы так кричите, барышни? Я чуть со стула не упал! О. Воронцова, пришла поддержать подругу?

   Надюха заулыбалась, захихикала и протянула:

   - Даа, а как же! А можно, пока вы готовитесь, на канате повисеть?

   - Конечно, можно! Только осторожно. – сказал физрук, улыбнувшись Наде в ответ. 

    Подлетев к канату, Надя ухватилась руками за толстенный снаряд и вскарабкалась на самый верх проворнее любой обезьяны. Я уставилась на нее с открытым ртом, а та вскинула руку вверх и заорала голосом Тарзана, да так громко, что проходивший мимо Артем Павлович заткнул ладонями уши, запрокинул голову наверх и крикнул:

    - Слезай, мартышка! Упадешь! Твоя подруга, к тому же, уже готова!

     Он посмотрел на меня и тут же сделал удивленные глаза: 

   - Ты что, Фросина, еще не переоделась? А ну, шагом марш в раздевалку! 

     Я стремительно выползла из оков задумчивости и припустила так, что дым из-под пяток поднялся. Когда я вернулась, готовая на все сто и внешне, и внутренне, Надька уже слезла с каната и теперь сидела на скамейке, подперев рукой щеку и мечтательно глядя в пространство. Меня поразило ее спокойствие. Ну, на то она и Воронцова!

    - Ну что, Фросина, давай, покажи мастер-класс! – в очередной раз подбодрил меня Артем Павлович.

     Мне хватило трех секунд на подготовку. Снова нарисовав в воображении знакомую картинку, я помчалась навстречу препятствию. Сама того не ожидая, я превратилась в дикую кошку и перелетела так, как будто всю жизнь только этим и занималась. Надя раскрыла рот от удивления и уставилась на меня выпученными глазами. Даже Артем Павлович не сдержал восхищенного вздоха. Я растянула рот в улыбке и довольной, и смущенной.  

    - Можно считать, что экзамен ты сдала, – промямлил он тихонько. – Хотя я был бы не против увидеть такой потрясающий прыжок еще раз. 

    - Да, пожалуйста! – сказала я, вернувшись на исходную позицию. Разбежавшись, я с легкостью перелетела через «козла». Снова та же реакция. 

Молча Артем Павлович и Надя смыкали ладоши в громких хлопках, а я, сама не понимая, что делаю, крепко обняла нашего физрука, благодаря которому закончились все мои кошмары…

    Это был самый лучший день в моей жизни, и я впервые за десять лет утерла Мальцевой нос!